— Вы посмотрите, какой ужас! Кучка глупых людей, защищая свою пагубную власть над народом, бьет, душит, давит всех. Растет одичание, жестокость становится законом жизни — подумайте! Одни бьют и звереют от безнаказанности, заболевают сладострастной жаждой истязаний — отвратительной болезнью рабов, которым
дана свобода проявлять всю силу рабьих чувств и скотских привычек. Другие отравляются местью, третьи, забитые до отупения, становятся немы и слепы. Народ развращают, весь народ!
Неточные совпадения
Как ни приманчива
свобода,
Но для народа
Не меньше гибельна она,
Когда разумная ей мера не
дана.
— Слышите? — подхватил Бердников. — В эстеты произвел меня. А то — нигилистом ругает. Однако чем же я виноват, ежели у нас свобода-то мысли именно к празднословию сводится и больше никуда? Нуте-ко, скажите, где у нас свободная-то мысль образцово
дана? Чаадаев? Бакунин и Кропоткин? Герцен, Киреевский, Данилевский и другие этого гнезда?
Свобода человеческой личности не может быть
дана обществом и не может по своему истоку и признаку зависеть от него — она принадлежит человеку, как духовному существу.
Люди сами, значит, виноваты: им
дан был рай, они захотели
свободы и похитили огонь с небеси, сами зная, что станут несчастны, значит, нечего их жалеть.
— Вы спросите, кому здесь не хорошо-то? Корм здесь вольный, раза четыре в день едят. А захочешь еще поесть — ешь, сделай милость! Опять и
свобода дана. Я еще когда встал; и лошадей успел убрать, и в город с Акимом, здешним кучером, сходил, все закоулки обегал. Большой здесь город, народу на базаре, барок на реке — страсть! Аким-то, признаться, мне рюмочку в трактире поднес, потому у тетеньки насчет этого строго.
Я признавал, что творческие дары
даны человеку Богом, но в творческие акты человека привходит элемент
свободы, не детерминированный ни миром, ни Богом.
По плану творения космос
дан как задача, как идея, которую должна творчески осуществить
свобода тварной души.
И
свобода дана в самом начале философствования этого разума, в начале, а не конце.
Здесь, на почтовом дворе, встречен я был человеком, отправляющимся в Петербург на скитание прошения. Сие состояло в снискании дозволения завести в сем городе свободное книгопечатание. Я ему говорил, что на сие дозволения не нужно, ибо
свобода на то
дана всем. Но он хотел
свободы в ценсуре, и вот его о том размышлении.
— Да тут нечего и объяснять. Я говорю очень просто. Вы ведь знаете, какой он ветреный, забывчивый. Ну вот, как ему
дана теперь полная
свобода, он и увлекся.
— Диковинное это дело, — весело говорит он, — какая нынче
свобода дана! читаешь и глазам не веришь!
Нам
дана воля, которая слагается из разума и чувства, и этими двумя орудиями должна ограничиваться наша
свобода.
— То самое! — твердо сказал старик. — Смутилась Россия, и нет в ней ничего стойкого: все пошатнулось! Все набекрень живут, на один бок ходят, никакой стройности в жизни нет… Орут только все на разные голоса. А кому чего надо — никто не понимает! Туман на всем… туманом все дышат, оттого и кровь протухла у людей… оттого и нарывы…
Дана людям большая
свобода умствовать, а делать ничего не позволено — от этого человек не живет, а гниет и воняет…
— Вы должны понять, что
свобода вам
дана для борьбы! — говорил Саша, заложив руки за спину.
Таким образом, во все время царствования Екатерины русская литература постоянно повторяла ту мысль, что писателям
дана полная
свобода откровенно высказывать все, что угодно. Мысль эта сделалась постоянным и непреложным мнением и много раз высказывалась и впоследствии, долго спустя после смерти Екатерины. Так, например, Карамзин в своей записке «О старой и новой России», указавши на
свободу печати при Екатерине, приводит даже и объяснение этого явления в таком виде...
Но за это, разумеется, нельзя строго судить их: во-первых, после Бирона, после ужасного «слова и дела», та льгота, какая была
дана при Екатерине, должна была показаться верхом всякой
свободы, во-вторых, литература наша в то время была еще так нова, так несовершеннолетня, что не могла не увлекаться и не обольщаться, когда ей давали позволение поиграть и порезвиться, и очень легко могла верить в мировое значение своих забав.
Граф(пожимая плечами). Какие же я могу принять меры?.. (Насмешливо.) Нынче у нас
свобода слова и печати. (Встает и начинает ходить по террасе.) Нечего сказать, — славное время переживаем: всем негодяям
даны всевозможные льготы и права, а все порядочные люди связаны по рукам и по ногам!.. (Прищуривается и смотрит в одну из боковых аллей сада.) Что это за человек ходит у нас по парку?
«Верная моя Люба! Сражался я, и служил государю, и проливал свою кровь не однажды, и вышел мне за то офицерский чин и благородное звание. Теперь я приехал на
свободе в отпуск для излечения ран и остановился в Пушкарской слободе на постоялом дворе у дворника, а завтра ордена и кресты надену, и к графу явлюсь, и принесу все свои деньги, которые мне на леченье
даны, пятьсот рублей, и буду просить мне тебя выкупить, и в надежде, что обвенчаемся перед престолом Всевышнего Создателя».
Человек своею волею не может прибавить себе и локтя роста, он сам для себя
дан, и лишь Создатель силен освободить его от уз данности, сотворить его сызнова, хотя и при этом не нарушается
свобода твари.
В догматической обусловленности философии видят угрозу ее
свободе потому, что совершенно ложно понимают, в каком смысле и как
даны догматы философу; именно считается, что они навязаны извне, насильственно предписаны кем-то, власть к тому имущим или ее присвоившим.
Эта нравственная
свобода нам
дана, но мы плохо ею пользуемся.
12) Если хочешь писать, то поступай так. Избери сначала тему. Тут
дана тебе полная
свобода. Можешь употребить произвол и даже самоуправство. Но, дабы не открыть во второй раз Америки и не изобрести вторично пороха, избегай тем, которые давным-давно уже заезжены.
На Мальте французы нашли до 500 турецких невольников, которым тотчас же
дана была полная
свобода.
Вместе с новою должностью Адаму
дана полная
свобода быть, где пожелает, и делать, что хочет.
Если
свобода слова будет
дана исключительно сторонникам демократической республики, то она будет не бóльшей, а меньшей, чем при старом режиме, — тогда была безграничная
свобода для слов, произносимых в направлении противоположном.